Эту книгу мне когда-то
В коридорах Госиздата
Подарил один поэт.
Книга порвана, измята,
И в живых поэта нет.
Арсений Тарковский
Ох, с каким же ужасом -
не выговорить беды,
Не прикрыть своих,
никого и на день не уберечь -
Жили те, кто хранил
нелепицу, морок, дым -
Воздух краденый,
скворечью серебристую речь.
Ох, с каким же ужасом -
не глядеть в глаза, не глядеть в глаза! -
Чай остыл, несладкий,
бумага в оспинах чужеродных строк,
И щелясты окны, и зябка ночь,
и иначе никак нельзя,
И не греет рваный клетчатый плед,
и завтра сдавать оброк.
Ох, с каким же ужасом -
бьющим в кадык, сводящим судорогой нутро -
Оставались они,
с каждой потерею бездомней и одиноче...
Но шевелятся в рифму губы,
по бумаге скользит перо -
Без стихов,
без живой воды не выдержать этой ночью.
В коридорах Госиздата
Подарил один поэт.
Книга порвана, измята,
И в живых поэта нет.
Арсений Тарковский
Ох, с каким же ужасом -
не выговорить беды,
Не прикрыть своих,
никого и на день не уберечь -
Жили те, кто хранил
нелепицу, морок, дым -
Воздух краденый,
скворечью серебристую речь.
Ох, с каким же ужасом -
не глядеть в глаза, не глядеть в глаза! -
Чай остыл, несладкий,
бумага в оспинах чужеродных строк,
И щелясты окны, и зябка ночь,
и иначе никак нельзя,
И не греет рваный клетчатый плед,
и завтра сдавать оброк.
Ох, с каким же ужасом -
бьющим в кадык, сводящим судорогой нутро -
Оставались они,
с каждой потерею бездомней и одиноче...
Но шевелятся в рифму губы,
по бумаге скользит перо -
Без стихов,
без живой воды не выдержать этой ночью.