Он не стал бы отвечать. Незачем. Во-первых, если он человек с головой и сердцем, как в Вашем варианте - то он отлично понимает, что его отец еще как жил. Спрашивать, "ты когда-нибудь жил? Или вообще всё было отложено до момента, когда в погружающийся у островов Патерностер пароход ворвётся волна и сметёт переборки" - это все равно, что у Моцарта спрашивать - ну вот все музыка, музыка, а жил-то ты когда? Его отцу его дело - это действительно ДЕЛО, он им живет, это его княжество. Если бы его интересовали деньги, то он бы давно жил на покое пребогатым рантье. А его интересует строительство княжества и возглавление этого княжества и возвеличивание этого княжества. Было бы крайне неразумно спрашивать с головой ушедшего в свое дело князя, музыканта или математика, когда же он жить начнет.
Что бы сын при этом имел в виду? Что значит "жить"? В оперу ходить, на рыбалку ездить?

В тексте нет никакого намека на то, что за своими делами он проглядел, что его жена умирает. Напротив, они оба - король и королева своей державы, товарищи-соправители, ковавшие ее вместе. Это не меньше ее дело, чем его. То есть даже больше - он следовал ее бизнес-планам. По его мнению, лна выковала из него мужчину и была душой всей их семьи и всего их предприятия. Более того, именно она и подталкивала его к созданию самого княжества, она его научила быть честолюбивым князем, поделившись с ним своим честолюбием - "я был доволен и тем, что стал мастером, но она сказала, что я проглядываю свое счастье; она хваталась за случаи, которые я упустил бы, и я слепо следовал за ней".

Over the world I drove 'em, married at twenty-three,
And your mother saving the money and making a man of me.
I was content to be master, but she said there was better behind;
She took the chances I wouldn't, and I followed your mother blind.
She egged me to borrow the money, an' she helped me to clear the loan,
When we bougnt half-shares in a cheap 'un and hoisted a flag of our own.
Patching and coaling on credit, and living the Lord knew how,
We started the Red Ox freighters - we've eight-and-thirty now.

А умерла она, как миллионы умирали - заболела и умерла. Тут нечего было "проглядывать".

Любил ли он ее? Это слово тут слишком слабо, она была ему не женщиной и не домохозяйкой, а единственным в его жизни другом, товарищем и соправителем, единственным человеком, который ему был нужен как человек и кого он считал при этом больше равным себе. "Мы спина к спине у мачты против тысячи вдвоем".
И вот этот соправитель, товарищ, вожак, любимый и друг умер - а он остался. На кой черт ему теперь кто-то еще? Если этот кто-то действительно не будет ее и его продолжением и продолжателем?

И если сын - человек понимающий, то он не ответит ничего. Потому что сэра Энтони не прошибешь, - в вопросе о любви ему мягко говоря есть что ответить с подавляющим превосходством, а понять, что княжества бывают РАЗНЫЕ, а не только такие, какие он сам знает, он не сможет все равно. И единственный разговор с позицией силы - это молчать и принять отцовское поручение, принять молча, ни о чем не дискутируя. Время для выяснения отношений прошло.

Кстати, там нет никакого "Дики сделает, не предаст".

Там сказано:

For my son 'e was never a credit: 'e muddled with books and art,
And e' lived on Sir Anthony's money and 'e broke Sir Anthony's heart.

I'll drink from my own well, And the wife of my youth shall charm me - an' the rest can go to Hell!
(Dickie, he will, that's certain.) I'll lie in our standin'-bed

"И жена юности моей будет миловаться со мной, а остальное может идти к чертям! (Дики, уж он-то ТОЧНО пусть идет к чертям)"

He will - что? Иметься в виду может только одно: He will go to Hell.

И вот на это стоящий человек будет еще что-то отвечать и о чем-то тягаться?