Он вообще-то сам им был по натуре и характеру. Таким человеком.
Сын его в этом тексте вообще не интересует. Этот сын может быть кем угодно в диапазоне от самого Киплинга до Томлинсона. Киплинг туда "не клал" того, что положила туда хозяйка ЖЖ, но он туда и ничего противоположного не клал. Он оставил там пустое место. Киплинга интересует отец. И он вовсе не является в глазах Киплинга добрым или много понимающим человеком. Он является Князем, господином своей судьбы, живущим по понятиям warrior lords. Честно - но честно применительно к этим самым понятиям. Никаких других он себе вообще не представляет. И то, чем Киплинг в нем восхищается (а стихотворение именно о том, чем К. в нем восхищается) - это отнюдь не безусловная ограниченность сэра Энтони Глостера и не принципиальная "нищета духа", в которой он провел жизнь, а мужество (без надежд) и ответственность, в том числе перед людьми, с которыми он связался, и делом, за которое он взялся, и способность и твердая воля любить хоть кого-то (как товарища, равного себе) даже из глубины того кромешного атаманского одиночества, на которое по его мнению обречены вообще все смертные, кроме дураков и холуев, которые питают по этому поводу иллюзии. Киплинг им восхищается не за то, что он себя сузил, а 1) за то, что в пределах этой суженности он выбрал настоящие вещи. Он отсек от себя много настоящих вещей - без всякой нужды - но то, что он себе оставил - это настоящее. 2) за волю и мужество, которое он в этом и во всем прочем проявил.
А применительно к теме, поднятой хозяйкой - горе его в том, что ему не нужны никакие другие волки, чтобы с ними спорить. Он сам себе единственный волк. Пилат Булгакова, так сказать - только его Банга давно покойница.
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
ninetydegrees
no subject
2010-10-19 21:58 (UTC)Сын его в этом тексте вообще не интересует. Этот сын может быть кем угодно в диапазоне от самого Киплинга до Томлинсона. Киплинг туда "не клал" того, что положила туда хозяйка ЖЖ, но он туда и ничего противоположного не клал. Он оставил там пустое место. Киплинга интересует отец. И он вовсе не является в глазах Киплинга добрым или много понимающим человеком. Он является Князем, господином своей судьбы, живущим по понятиям warrior lords. Честно - но честно применительно к этим самым понятиям. Никаких других он себе вообще не представляет. И то, чем Киплинг в нем восхищается (а стихотворение именно о том, чем К. в нем восхищается) - это отнюдь не безусловная ограниченность сэра Энтони Глостера и не принципиальная "нищета духа", в которой он провел жизнь, а мужество (без надежд) и ответственность, в том числе перед людьми, с которыми он связался, и делом, за которое он взялся, и способность и твердая воля любить хоть кого-то (как товарища, равного себе) даже из глубины того кромешного атаманского одиночества, на которое по его мнению обречены вообще все смертные, кроме дураков и холуев, которые питают по этому поводу иллюзии.
Киплинг им восхищается не за то, что он себя сузил, а 1) за то, что в пределах этой суженности он выбрал настоящие вещи.
Он отсек от себя много настоящих вещей - без всякой нужды - но то, что он себе оставил - это настоящее.
2) за волю и мужество, которое он в этом и во всем прочем проявил.
А применительно к теме, поднятой хозяйкой - горе его в том, что ему не нужны никакие другие волки, чтобы с ними спорить. Он сам себе единственный волк. Пилат Булгакова, так сказать - только его Банга давно покойница.